Франс Халс (1580 — 1666)
Живописец героической поры Голландии, Франс Халс принадлежал к тому поколению, руками которого было построено независимое голландское государство. С его именем связан расцвет национальной живописи. Наряду с Рембрандтом и Веласкесом, Халс — великий мастер европейского портрета. Его произведения отличаются смелой новизной, могучим жизнелюбием. Как ни один другой живописец Франс Халс владел секретом передачи озаряющей лицо живой улыбки, мгновенного жеста, непринужденной позы. Изображал ли художник низы общества, нищих рыбаков, озорных мальчишек, молодцеватых голландских офицеров или писал заказные портреты преуспевающей буржуазии, везде он следовал жизненной правде в раскрытии естественной сущности человека, его характера и эмоций. Халса особенно привлекали активные жизнерадостные натуры, полные неуемной энергии. Он любил запечатлевать портретируемых в действии, в движении, в конкретной жизненной ситуации. Сама поверхность его холстов пронизана движением и трепетом красочных мазков. По словам французского художника и писателя Эжена Фромантена, «мастерство Халса несравненно, он это знает и любит, чтобы другие видели это».
Блистательное, отражающее свое время творчество Халса резко контрастировало с его во многом прозаической, материально неустроенной жизнью. Она небогата событиями и мало известна.
Халс родился в Антверпене, в семье голландского ткача, который с семьей в 1591 году вернулся на родину. Халс учился живописи у Карела ван Мандера в Харлеме, где затем почти безвыездно жил и работал. Халс пользовался огромной прижизненной славой, но умер в бедности.
Знаменитые работы художника 1620—1630-х годов отличает жанровый подход к портрету, не имевшему у него первоначально четко определенных границ. Он наблюдал этих людей на улицах, в кабачках Харлема, среди участников народных представлений.
Весь в движении насмешливый «Шут с лютней» (1624—1626, Париж, Лувр) — воплощение ловкости, бесстрашия и смекалки. Художник откровенно любуется обаятельной «Цыганкой» (1628—1630, Париж, Лувр). Она не только миловидна, женственна и задорна; в образе девушки, нежное лицо которой светится лукавой улыбкой, угадывается стихийная полнота жизни. В каждом мазке, в мягких коричневато-золотистых, серых, розовых тонах — ощущение легкости, воодушевления.
Мы словно слышим хриплый смех Малле Баббе, прозванной «харлемской ведьмой» (ок. 1630, Берлин, Государственные музеи). Трактирщица со зловещей совой на плече схватилась за тяжелую пивную кружку, но что-то отвлекло ее внимание. Халс видит Малле Баббе такой, какая она есть — порождением темной, порочной, но неистребимо цепкой жизненной силы. В почти монохромной коричневато-серой живописи длинные и короткие, густые и прозрачные мазки нарочито резки, грубоваты, словно колючи.
Изображение рыбаков (символа воды) стало популярным в Харлеме, который славился рыбной ловлей. Халс неоднократно обращался к этому мотиву в полуфигурных жанровых портретах. На полотне из Фонда Тиссен-Борнемиса играющий на скрипке рыбак-левша запечатлен на фоне дюн и облачного неба. Его улыбающееся лицо загорело под морским солнцем. Черная одежда, белый воротник, голубоватая шапка умело сочетаются с коричневатыми, серо-серебристыми оттенками. Однако в этом не лучшем произведении Халса есть что-то поверхностное, не свойственная ему многословность.
Напротив, написанный в схожей гамме черного, белого и золотистого «Веселый собутыльник» (1628—1630, Амстердам, Рейксмузеум) безупречен по композиции, по чувству пластической формы и цветовому ритму. Быстрым и легким касанием кисти передана одежда кавалера из мягкой замши, мелкие черты лица, пушистые волосы, бокал вина в левой руке. Щеголь и сердцеед, он открыто обращается к зрителю и чрезвычайно доволен собой.
С годами портреты Халса становятся строже и сдержаннее, в более сложной и глубокой психологической характеристике появляется оттенок иронии. Художник раскрывает в людях такие стороны, которые, возможно, он не замечал раньше. Из его творчества постепенно исчезают образы детей, музыка, праздничное настроение.
В голландском обществе утверждаются новые вкусы. Преуспевающие дельцы и их сытые семьи предпочитают пышные, приукрашенные изображения. Старый художник, обремененный многочисленной семьей, завсегдатай харлемских питейных заведений с его безалаберной жизнью, теряет заказчиков. Поздние произведения Халса — вершина его творческого пути; разносторонние по характеристике портреты подчас беспощадно раскрывают в моделях то самовлюбленное высокомерие, то холодный цинизм, то душевную незащищенность. Живописная манера Халса меняется, развивается в сторону тональной гармонии, изысканного сочетания черного с серебристо-серым; сам черный тон насыщается богатством оттенков от угольного до жемчужно-серого. Особую звучность приобретают вспышки белых, розоватых и красных цветовых пятен. Легкие, размашистые, небрежные мазки, словно сдвинутые со своего места, идущие в разных направлениях свободно лепят пластическую форму.
В Эрмитаже внимание неизменно привлекают два мужских портрета кисти Халса. Один изображает неизвестного молодого человека; его исполнение превосходно, но вместе с тем мастер не скрывает, что портретируемый вполне зауряден. Иное впечатление рождает поздний «Портрет молодого человека с перчаткой в руке» (ок. 1650). Халса по-прежнему влекут к себе сильные, волевые натуры, однако былой подъем сменяется теперь затаенностью внутренней жизни. Выступающее из темной мглы подвижное лицо незнакомца, в котором угадываются жизненный опыт, самоуверенность, усталость, ирония, кажется во многом загадочным, его душевный мир так и остается нераскрытым. Портрет отличается редкой красотой живописи с обилием цветовых нюансов черного тона.
Искусство Халса, обогащенное введением сюжетных моментов, создающее впечатление непрерывного жизненного потока, в котором остро очерченные характеры людей взаимодействуют друг с другом, исключительно ярко воплотилось в его непревзойденных групповых портретах.
Как самостоятельный жанр корпоративный портрет сложился в голландской живописи почти столетием раньше. В наивной и скованной композиции изолированные портретные фигуры располагались горизонтальными рядами. Жесткие правила репрезентации долго сохранялись.
Во времена борьбы за независимость и последующего национального подъема голландского общества особое значение приобрели групповые портреты офицеров стрелковых рот — военного объединения граждан, своего рода почетной бюргерской милиции. Офицеры, прослужившие вместе несколько лет, устраивали заключительный банкет. Праздник отличался размахом и длительностью. Постановление городских властей Харлема от 1621 года предписывало ограничить его сроком не «долее трех или, в лучшем случае, четырех дней». В Голландии заказывались также групповые портреты старшин различных объединений, попечителей госпиталей, богаделен, врачей, чья профессия уважалась и ценилась.
Создание группового портрета как особого жанра требует от живописца умения добиться единства всей группы при сохранении индивидуальности каждого участника. Не все даже выдающиеся мастера справлялись с этой трудной задачей. Для голландских художников, работавших до Халса и придерживавшихся старых правил, она была просто непосильной.
В традиции этого жанра Халс сказал новое слово, вдохнул в него свежее дыхание жизни. В течение всего творчества он обращался к групповым портретам, заслужившим громкую славу. Крупная группа больших полотен находится ныне в Музее Франса Халса в Харлеме. В первом, заказанном в 1616 году полотне «Банкет офицеров стрелковой роты Святого Георгия» еще ощущается зависимость от традиции предшественников, художник во многом сдерживает свой живописный темперамент. Решительные изменения коснулись групповых портретов офицеров стрелковой роты Святого Георгия (1639, Харлем, Музей Франса Халса) и роты капитана Рейнера Рида (1633, Амстердам, Рейксмузеум). Сцены уже не официального банкета, а дружеского пиршества приобретают здесь свободный и непринужденный характер. Группа офицеров, кажется, увидена художником случайно, их позы разнообразны, жесты красноречивы, солнечный свет играет на черных одеждах, белых воротниках, разноцветных шарфах и знаменах. Принцип пересекающихся диагоналей подчеркивает асимметрию, живописность и динамизм композиции.
Персонажи Халса душевно открыты зрителю, приглашают его разделить их общество.
Быстрая кисть виртуозно передает матовый шелк, глубину бархата, блеск атласа, плотные складки накрахмаленных воротников, сверкающий металл.
С годами групповой портрет Халса также теряет ощущение праздничности, становится более строгим и статичным по композиции.
Но в конце жизни, в восемьдесят три года художник пишет невиданно смелые, резко порывающие с представлением о внешнем благообразии групповые портреты регентш и регентов приюта для престарелых в Харлеме. Уникальные для своего времени произведения — вершина творчества Халса. Обе картины сильно потемнели от времени, но создаваемое ими впечатление незабываемо. Это жестоко правдивый образ беспощадной разрушительной силы старости. Сборище чопорных старух с ханжескими, озлобленными, поблекшими ничтожными лицами и костлявыми кистями алчных рук кажется более организованным, в регентшах еще теплится привязанность к материальной стороне жизни. В портрете же регентов царит атмосфера растерянности, беспокойства, композиционного разнобоя лишенных устойчивости фигур, их неловких поз, хаотичных жестов. Регент, устремивший на зрителя осоловелый мутный взгляд, держит речь, которая кажется бессвязной. В сумрачном колорите единственно сильный цветовой аккорд — розово-красное пятно ткани на колене одного из регентов, обрез книги в руках регентши. Мазок достигает возможного для Халса предела свободы и подвижности, краски — прозрачной текучести.
Недаром Халс впоследствии стал кумиром импрессионистов. Влияние его не современников и учеников было огромным в портрете, бытовом жанре, в развитии принципов колоризма.