Антуан Ватто (1684 — 1721)
Искусство Ватто чутко отразило наступление нового века, открывавшего перед художниками возможность более свободного видения мира во всем непостоянстве и глубине его явлений, разбившего механицизм мышления сторонников Декарта — картезианцев. Недолгая жизнь этого художника, умершего в тридцатисемилетнем возрасте, пришлась на рубежный период, и первые два десятилетия XVIII столетия он как бы входил в искусство вместе с новым веком. Был ли Антуан Ватто художником вне времени, как иногда принято считать из-за того, что его искусство вскоре было отвергнуто официальной критикой XVIII столетия, ценившей морализаторство и антикизирующую героизацию в соответствии с эстетическими вкусами века Просвещения? Само его искусство опровергает эту мысль. Созданный Ватто жанр «галантных праздников» с изображением легких и пластичных, напоминающих изящные танагрские статуэтки фигурок дам и кавалеров на фоне зелени парижских парков, действительно, мало отвечал официальным вкусам уже в середине века. Но, глядя на небольшие полотна Ватто, со всей полнотой чувствуешь магию искусства XVIII века с присущей ему тонкостью ощущений «шарма жизни» (именно так назвал один из «галантных праздников» художник) и, одновременно, каких-то печальных ее нюансов. «То была прекрасная эпоха», — хочется сказать, глядя на них, словами Шарля Бодлера, наряду с братьями Гонкур по достоинству оценившего искусство забытого художника, предвосхитившего эстетические искания XIX столетия.
Во времена Ватто, когда формировалась утонченная культура рококо, художники были более свободны в поисках идеалов прекрасного, чем в середине и второй половине столетия, когда в ранг моды, а затем и постулата была возведена рационалистическая теория подражания античности. Однако искусство Ватто в самом начале века выразило главную направленность эстетики Просвещения — соотнесение реальности и идеала, видение реальности сквозь эти идеальные образы прекрасного. И обладавший огромным даром воображения художник, как никто другой в его эпоху, сумел найти свои краски для воплощения их синтеза. Именно воображение, столь ценимое веком, позволило ему видеть и разлагать реальность, синтезируя новое.
Ватто родился в Валансьенне, на севере Франции, где сильно было влияние искусства Фландрии. Его первым учителем был, возможно, Ж.А. Жерен, автор алтарных образов в местных церквях. В 1702 году Ватто отправился в Париж, открывший перед молодым провинциалом большие возможности самосовершенствования. Знакомство в 1704—1705 годах с К. Жило, фламандским живописцем, ценившим гротеск и писавшим небольшие картины с изображением комических театральных постановок, сцены маскарадов, укрепило возникший у Ватто интерес к театру. Полезной оказалась для вхождения в парижскую художественную среду и недолгая работа у живописца-декоратора К. Одрана, украшавшего дворцы в Марли и Медоне. У него Ватто освоил искусство орнамента, и изданные в 1731 году в офорте Ж. де Жюльеном «арабески» художника нашли самое широкое применение в искусстве XVIII столетия. Среди близких друзей художника в 1700—1710-е годы были критик А. де Ла Рок, маршаны и коллекционеры Сируа, Жерсен, П. Кроза, издатель его офортов Ж. де Жюльен, музыканты, актеры, живописец фламандского происхождения Н. Флейгельс. Это был круг просвещенных людей, в котором прекрасно себя чувствовал художник, уже имевший много заказов и пользовавшийся признанием современников.
В 1708—1709 годах Ватто занимался в Академии художеств, но, не получив «Римской премии», так и не побывал в Италии. Известно, что эта поездка была его мечтой; он хотел увидеть произведения венецианцев, которые знал лишь по работам из коллекции П. Кроза. О расположении к Ватто высших лиц Королевской академии свидетельствует то, что ее президент Ш. де Лафосс заказал молодому художнику панно на сюжеты Времена года для украшения своего особняка на улице Ришелье.
Историческая живопись, занимавшая высшее положение в иерархии жанров, не увлекала Ватто. Ему принадлежит ряд полотен на религиозные ("Святое Семейство", 1716—1717, Париж, Лувр) и мифологические сюжеты ("Юпитер и Антиопа", ок. 1712; "Купание Дианы", 1716; "Суд Париса", 1720; все — Париж, Лувр). В некоторых из них сказалось увлечение фламандской живописью, знание работ французских мастеров «большого стиля». Они суховаты и по живописному исполнению. Наиболее эффектен образ золотоволосой Цереры, олицетворяющей "Лето" (1717—1718, Вашингтон, Национальная галерея искусства), из серии полотен на сюжеты "Времен года", исполненных по заказу П. Кроза.
Очевидно, что этот жанр не отвечал дарованию Ватто, в них не заключено то очарование, которое рождают его сценки биваков и «галантных праздников», изображения актеров французской и итальянской комедий, жанровые портреты. Прирожденный рисовальщик, Ватто очень рано, еще в Валансьенне, оценил возможности работы с натуры. В его рисунках, исполненных сангиной или в технике «трех карандашей» (сангина, уголь и мел) или бистром с размывкой кистью, чувствуется утонченная культура рисовальщика XVIII столетия. Они рождают радость, ощущаемую и самим художником, и зрителем, которому она передается. Из нежных линий и мягких пятен растушевки легко и грациозно возникают очаровательные, по-разному склоненные женские головки, образы современных франтов, наделенные то изысканной миловидностью, то характерностью. В рисунках он уточнял все нюансы будущих картин: композицию, позы, жесты, детали костюмов, изломы складок шелковых тканей. Живописные полотна Ватто создавал без этюдов, пользуясь лишь рисунками. И в этом он был мастером своего века, смело нарушал академические принципы, искал более простые методы передачи натуры.
События современной действительности нашли отражение в изображении «биваков». В годы войны между Францией и Фландрией Ватто мог часто наблюдать подобные привалы солдат, беженцев-крестьян, маркитантов, передвигающихся по дорогам страны. Он писал эти сценки по заказу торговца картинами Алруа, они легко раскупались, воспроизводились в гравюрах. Столь же искренен образ бродячего шарманщика с сурком в полотне «Савояр с сурком» (1716, Санкт-Петербург, Государственный Эрмитаж).
Ценивший дар импровизации, театральной травестии, Ватто посвящает свой талант изображению сцен с актерами французской и итальянской комедий. Герои его картин — Арлекин, Пьеро ("Жиль", 1721, Париж, Лувр), гитарист Меццетен (1717—1719, Нью-Йорк, Музей Метрополитен) — известные персонажи комических пьес, шедших на сцене.
Ватто располагает их, как на подиуме сцены в полотнах "Любовь в итальянском театре", (после 1716, Берлин, Государственные музеи), Актеры французского театра (ок. 1712, Санкт-Петербург, Государственный Эрмитаж). В каждой сценке сразу же улавливается атмосфера французского театра с его церемониями, галантными разодетыми актерами или более простонародный дух театра итальянского, в котором царит дух комедии дель арте. Для художника важно акцентировать в данной сцене какое-то одно чувство, подчинить его выражению «игру» всех персонажей.
Образы играющего шута в полотне «Равнодушный» (1717, Париж, Лувр) или юной «Капризницы» (ок. 1718, Санкт-Петербург, Государственный Эрмитаж) — это, одновременно, портрет-тип и некое театральное амплуа. В результате реальных наблюдений, соотнесенных с идеальным образом театра, рождаются очаровательные создания.
Дух театрального перевоплощения присущ и портретам Ватто. Он любит создавать костюмированные портреты, как в картине В костюме «Меццетена» (Лондон, Коллекция Уоллес), на которой изображен Сируа в окружении супруги и хорошеньких дочерей, головки которых часто встречаются рисунках Ватто, особенно Марии Луизы, ставшей супругой Жерсена — автора первого каталога произведений Ватто (1736). Друг художника Н. Флейгельс изображен в полотнах «Шарм жизни» (Лондон, Коллекция Уоллес) в образе гитариста и «Венецианский праздник» (1717, Эдинбург, Национальная галерея Шотландии) — танцора. Критик Антуан де ла Рок, много писавший о Ватто в газете Французский Меркурий, запечатлен в пейзаже среди мифологических персонажей, в сцене, напоминающей эпизод из театральной постановки. Жест руки с открытой ладонью, принятый в этикете столетия, указывает на размышление, которому он предается на лоне природы. Более традиционен образ скульптора А. Патера (1709, Валансьенн, Музей изящных искусств), отца ученика Ватто Ж.-Б. Патера, тоже уроженца Валансьенна.
Круг известных Ватто людей, возможно, запечатлен им и в «галантных праздниках». На полотнах «Перспектива» (1715, Бостон, Музей изящных искусств), «Елисейские поля» (Лондон, Коллекция Уоллес), «Общество в парке» (Берлин, Государственные музеи) вряд ли изображены статисты, как утверждал один из биографов художника. Известно, например, что в полотне Перспектива Ватто воспроизвел аллею парка около дома П. Кроза в Монмаранси. В глубине аллеи, за фигурками развлекающихся дам и их спутников, виден театральный павильон, выстроенный для спектакля Бракосочетание Фемиды. Не важно, где предпочитал писать с натуры деревья Ватто — в парке Тюильри или у Люксембургского дворца, но воспроизведенные его легкой, трепетной кистью, они всегда создают прелестное декоративное обрамление веселых компаний парижан, а вдали, словно за сценой, виден прорыв в светлое небесное пространство. Элемент театральности привносят в «галантные праздники» парковые скульптуры нимф и Венер, трактованные, порой, гротескно, и напоминающие фигуры живых людей, наблюдающих за происходящим. Не случайно, Ватто называет свои полотна Праздник любви или Шарм жизни: он показывает в них театрализованную реальность, способную вызвать прекрасные ощущения. Как персонажи театра и реальности одновременно смотрятся горожане в аристократических париках и корсетах, простых платьях и фетровых шляпах. Сам жанр «галантных праздников» мог быть навеян работами фламандцев XVII столетия, но они переданы кистью французского художника, тонко чувствующего «шарм» реальной французской жизни начала XVIII столетия.
Меткий глаз Ш. Бодлера отметил в известном полотне «Отплытие на остров Цитеры» (1717; Лувр; версия — 1718—1719, Берлин, дворец Шарлоттенбург), принадлежащем к этому жанру, прежде всего «игривость» и «проказливость». Критик не искал в нем усложненного философского подтекста. Это тоже праздник любви на лоне природы, в изображении которого найдена необходимая гармония сплава реальности и идеала, каковым всегда для художника был мир театра, воплощавшего его мечту о прекрасном. За эту картину Ватто в 1717 году получил звание академика.
Позднее полотно «Вывеска Жерсена» (1721, Берлин, дворец Шарлоттенбург) с изображением антикварного магазина его друга — важное свидетельство того, что превыше всего Ватто ценил натуру. Это живая иллюстрация художественной жизни Парижа начала века. Возможно, и здесь многие образы портретны, и эта полная живых персонажей сценка воспроизводит среду, которая окружала художника.
Образ Ватто донесли до нас карандашный портрет Ф. Буше и пастель венецианки Р. Каррьера, посетившей в 1720 году мастерскую художника в Париже до его объезда в Ножан-Сюр-Марн, где он скончался. Именно таким, как на пастели Р. Каррьера, — с умным, с тонкими чертами лицом, добрыми глазами можно представить себе Антуана Ватто. Его искусство оказалось особенно духовно близким художникам XIX века, искавшим, подобно ему, пути более глубокого, адекватного их собственным чувствам изображения окружающего мира.