Пьетро Лонги [Пьетро Фалька] (1702 — 1785)
Глядя на картины этого художника, сразу же переносишься в атмосферу Венеции XVIII столетия, знакомую по произведениям К. Гольдони и К. Гоцци: в них возникают сцены быта венецианских патрициев и яркой уличной жизни. Брат писателя, журналист Гаспаре Гоцци, писавший в газете Венецианский обозреватель, назвал небольшие холсты Лонги «маленькими картинками», объясняя их успех у современников тем, что художник «отбросил фигуры, одетые в античные, воображаемые характеры и изображает на своих полотнах то, что видит своими глазами». Лонги стал хроникером венецианской жизни, смело позволяя себе свободу суждений и то новое содержание, которое интересовало его как живописца века Просвещения.
Пьетро Фалька родился в семье известного серебряных дел мастера. Начав заниматься живописью, изменил фамилию на Лонги. Некоторое время он помещал мастерскую известного художника А. Балестры. В 1734 году Лонги посетил Болонью, где на него произвела сильное впечатление живопись Креспи.
С середины 1730-х годов Лонги обосновался в Венеции и стал членом гильдии живописцев. В расцвете творческих сил, уже зрелым тридцатилетним человеком он отошел от занятий монументальной живописью и увлекся написанием маленьких полотен с изображением крестьянских типов. Этот жанр был моден в Венеции в 1730—1740-е годы.
С середины 1740-х годов Лонги начал писать маленькие картины со сценами из быта венецианских нобилей, занятных уличных сценок, рассказывая о нравах и обычаях современного общества. Эти сценки принесли ему мировую известность. Лонги создал особую разновидность бытовой живописи XVIII столетия. Он начал писать свои картины еще до первых успешных премьер комедий Гольдони в театре. Талант обоих, писателя и художника, в атмосфере культуры Италии века Просвещения мог развиться в одном направлении — желании как можно более объективно наблюдать жизненные ситуации, подмечать порочное и курьезное в современной действительности. Гоцци, сравнивая живопись Лонги с живописью Дж.Б. Тьеполо, назвал искусство первого «искусством факта», а второго — «искусством бала».
Лонги, подобно Гольдони, по-своему эстетизировал повседневную жизнь, делая почти незаметной тонкую грань между реальностью, игрой и искусством. Во взглядах художника проявилась театральность культуры века Просвещения, в которой все — от поведения до организации пространства было подчинено сценическим законам. Лонги изображал сцены быта знатных венецианцев — домашние концерты, уроки танцев, повседневные занятия дам и кавалеров. В них нет интриги, как в комедиях Гольдони, они создают ощущение легкости. В полотне «Концерт» (1741, Венеция, Галерея Академии) чувство звучания музыки на домашнем вечере, где ее отлично исполняли приглашенные высокие профессионалы («виртуозы») или восторженные любители («дилетанты»), рождает сама атмосфера жизненности, которой наполнена сцена.
Как художнику века Просвещения Лонги близки темы, связанные с моральными сентенциями — пропагандой добродетели, полезности образования и науки, воспитания. Но, говоря словами Гольдони, Лонги стремился «исправлять нравы весело». Не менее образно сказал о его искусстве другой известный современник художника, Джакомо Казанова, отметивший, что Лонги обладал «возвышенным талантом смеяться». Сцены семейного уединения за чтением, воспитание детей, посещения гостями библиотеки просвещенного хозяина дома, уроки модной науки географии, которую изучали знатные венецианки, посещавшие научные лекции и приобретавшие глобусы, Лонги изображает легко и изящно, словно позволяя себе заглянуть в дома венецианцев. Он повествует о новых модных обычаях, вошедших в быт знати — визитах в гости (т. н. conversazioni), во время которых, чинно рассевшись, пили шоколад или лимонад, играли в карты, курили испанский табак, слушали концерты. Его интересует институт «чичисбейства» — модной игры в чары любви. В полотне «Встреча прокурора и его жены» (1750-е, Нью-Йорк, Музей Метрополитен) изображена неожиданная встреча мужа и жены, сопровождаемой кавалером для услуг — чичисбеем, которые сопровождали дам в гости, в театр, на концерты и отношения с которыми напоминали что-то среднее между любовью и дружбой. На первый взгляд, в образах Лонги нет иронии, он просто констатирует модные увлечения. Но сопоставляя его сценки с оценкой изображенного явления современниками, видишь, что художника занимали дискутировавшиеся злободневные вопросы и, возможно, что его современникам был ясен скрытые в этих сценках подтекст и ирония.
Слуга с чашкой горячего шоколада — это тоже деталь модного быта. Гольдони высмеивал в пьесах слепо следовавших моде аристократов, еще не знавших, как обращаться с этим напитком. В бесстрастной манере преподнесения факта Лонги есть доля если не иронии, то лукавого кокетства — ведь художник избирает то, что привлекало его внимание, и в этом особое очарование его живописи.
О врожденной театральности Лонги, его высоком мастерстве в сочинении мизансцен свидетельствуют и полотна с изображением уличных сценок. Он пишет шарлатана с обезьянкой, гадалку в модном костюме «домино», самозванца-эскулапа, прорицателя судеб, мальчика-зазывалу в будку волшебного фонаря («латерна магика»), продавцов зелени, фруктов, сладостей, алхимиков, ставших модной приметой века не только разума, но и «увлечения оккультными науками». Столь же занимательны «маленькие картинки» с экзотическими животными ("Носорог", ок. 1751, Венеция, Ка’Редзонико; "Слон", 1762, Венеция, частное собрание; "Театр льва", Венеция, Галерея Кверини-Стампалья). Они уподоблены актерам, эти смешные, полные достоинства монстры, и являются характерными приметами века, ценившего все экзотическое и курьезное.
Живописное мастерство Лонги проявлялось в написании натюрмортов, смотрящихся органичными декоративными дополнениями к его уличным и интерьерным сценам. Очень разные, они составлены с тонким вкусом и изяществом: стеллажи с реактивами ("Алхимики", ок. 1757, Венеция, Ка’Редзонико), предметы туалета ("Нескромность", ок. 1746, частное собрание), фрукты и овощи в изображениях уличных продавщиц, крестьянская утварь ("Игра в горшок", ок. 1745, Вашингтон, Национальная галерея искусства).
На протяжении всей жизни Лонги писал портреты, создав ряд образов известных людей своей эпохи ("Художник Ф. Гварди", 1764, Венеция, Ка’Редзонико), портретов знатных патрициев ("Портрет кавалера", Тревизо, Городской музей) и тип семейного портрета — разновидность его «маленьких картинок». В лицах взрослых и детей на "Семейном портрете" (1750, Венеция, Ка’Редзонико) есть что-то кукольное, мало говорящее о характерах, но все фигуры объединены плавными поворотами, разнообразными ритмами жестов и движений. Чувство семейной общности, сопричастности культу семейных добродетелей, тонко передано в семейных портретах художника.
К числу групповых портретов относится и полотно "Венецианские монахи" (Венеция, Галерея Кверини-Стампалья). Священнослужители церквей Венеции и островов Лагуны стоят друг за другом в интерьере. Все фигуры сгруппированы согласно отведенной им роли, как в записных книжных («дзибальдони») венецианских актеров, в которых расписывались остроты и диалоги для комических выходов. Эта расстановка характеров, подчеркивание их гротескности словно созвучно фразе Гольдони, что «нужно ставить пьесы, построенные на характерах».
Подлинным шедевром Лонги является его позднее полотно «Охота на уток в Лагуне» (ок. 1760, Венеция, Галерея Кверини-Стампалья). Пейзаж в его поздних работах, повествующих о времяпрепровождении высшего света на загородных вилах во время вилледжатуры (выезда во время летне-осеннего сезона), начинает играть все большую роль. Тончайшими тональными переходами цветов объединяет Лонги бескрайнее пространство залива, неба и чуть виднеющуюся на горизонте в розоватой дымке полосу берега. Трепетная атмосфера раннего тихого утра с пробивающимся сквозь облака солнечными лучами впервые передана в этом полотне средствами тонального колорита, к освоению приемов которого вплотную подошел художник.
Все созданное Лонги было новым словом в итальянском искусстве XVIII века. За маленьким мирком изображаемых Лонги гостиных и уличных эпизодов видится всегда нечто большее — неповторимый колорит венецианской жизни XVIII столетия, переданный тонко чувствующим и понимающим все его нюансы художником.