Жан-Батист Камиль Коро (1796 — 1875)
Однажды Коро спросили, как ему удалось написать столько прекрасных картин. «Очень просто, — ответил мастер, — мне никогда не было скучно за работой». Живопись была смыслом жизни Коро, его страстью — природа; он не только изображал ее, он выражал в полотнах свою любовь к ней.
До двадцати шести лет будущий великий художник, выполняя волю родителей, занимался коммерцией, и лишь полная неспособность к этому делу убедила, наконец, отца отпустить его на волю, назначив небольшое пособие. Коро всерьез занимается живописью под руководством Мишалона и Бертена, — мастеров классической традиции, а в 1825 году уезжает на три года в Италию. Солнечная красота природы, немеркнущая синева неба, гармония античной архитектуры и пейзажа покорили художника.
Его итальянские полотна полны свежестью и непосредственностью, они передают состояние отрадной раскованности чувств, которое сопровождало Коро в его странствиях по Италии (он посетил ее еще в 1834 и 1843 годах). «Рим — несравненный город строгих и величественных линий», — говорил Коро и стремился в своих этюдах передать ясный строй древних арок ("Вид на Колизей через аркады Базилики Константина", 1825, Париж, Лувр), пространство, залитое закатным светом ("Вид на Римский форум от садов Фарнезе", 1826, Париж, Лувр). Полотна Коро, часто населенные колоритными фигурками, наполнены легким, прозрачным воздухом, сияющим светом, особым «чувством Рима», о котором писал Гёте.
В картине «Мост в Нарни» (1826—1827, Оттава, Национальная галерея Канады) величественные купы деревьев обрамляют берега реки, в которой отражаются небо, арки древнего моста. Здесь ощутима связь с классической традицией Пуссена и Лоррена; в этом особенность национальной художественной школы — создавая новое, не отвергать достижений предшественников.
Вернувшись на родину, Коро много путешествует, забираясь, порой, в самые глухие уголки Нормандии, Бретани, Бургундии, Оверни. Именно во Франции художник обретает свой стиль, неповторимое творческое лицо. Иная природа, иное освещение потребовали иной живописи. Четкие силуэты, контрасты света и тени сменяются тончайшей гаммой оттенков в пределах одного цвета — то, что называют живописью валёров. «Я распределяю силу тонов от самых глубоких и кончая самыми светлыми на двадцать ступеней», — говорил мастер. Очертания предметов словно растворяются во влажном туманном воздухе северных равнин. Легкая серебристая дымка опутывает деревья, здания, холмы. «Меня упрекают за неясность очертаний, — писал Коро, — за расплывчатость тонов в моих картинах. Но ведь лик природы всегда плывущий, меняющийся, вся природа зыблется, и мы сами словно плывем. И в этом есть тайная сущность жизни».
Пейзажи Коро сродни лирической поэзии, их называют «пейзажами настроения». Они овеяны задумчивой грустью вечерних сумерек ("Колокольня в Аржантее", начало 1870-х), таинственной настороженностью ночи ("Замок Пьерфон", 1860), тревогой надвигающейся грозы ("Порыв ветра", 1864—1873, все — Москва, Государственный музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина). «Если бы я не мог больше писать мои маленькие веточки на фоне неба и воздух между ними, чтобы дать пролететь ласточкам, я, кажется, тут же бы упал замертво…»
Коро — человек своей эпохи. Прекрасными и тонкими описаниями природы заполнены страницы произведений литературы XIX века — сочинений Шатобриана, де Сталь, Гюго, Ламартина. Природа у Коро полна жизни, движения, он наполняет свои пейзажи шелестом листьев, игрой солнечных зайчиков на траве, блеском и журчанием речных струй: «Я хочу передать трепет природы… Представьте себе тополь. Другие пишут его совсем прямым. Я — нет. Я заставлю его дрожать от ветра». В этом отношении он — предшественник импрессионистов: «Я хочу, чтобы, глядя на мой неподвижный холст, зритель ощущал движение вселенной», — говорил художник.
Наряду с пейзажем мастер писал картины с обнаженной моделью, не всегда удачно населяя их нимфами и наядами.
Гораздо сильнее Коро в портрете. Он писал преимущественно молодых скромных женщин, и мы ощущаем токи доброжелательности и доверия, пронизывающие отношения художника и модели. На портретах Коро изображены, как правило, люди, духовно близкие ему, от этих работ веет особой теплотой и сердечностью: «Я вижу сердцем, так же, как и глазами». Портреты изысканны по цвету, они выдержаны в мягкой цветовой гамме светло-коричневых, розовых, голубых, серебристо-серых тонов. Фигуры словно окутаны воздушной средой, пронизанной светом, что придает им особую одухотворенность, ощущение духовного изящества ("Читающая девушка в венке", 1845; "Женщина с жемчугом", 1860, обе — Париж, Лувр).
Необычайно трудолюбивый, Коро оставил после себя около трех тысяч полотен. Если первое время он постоянно подвергался резкой критике, его картины жюри не пропускало в Салон, то в последние годы достиг успеха и славы. Однако и после этого быт художника был очень скромен. Он мог ходить в стоптанных башмаках, в простой, удобной для работы одежде, приводя в отчаяние свою мать — известную модистку, у которой одевались элегантные женщины Парижа (в частности, мать Делакруа).
Коро был человеком доброго сердца, у него было много друзей, он ободрял и поддерживал молодых талантливых художников. От его полотен исходит ощущение нравственной чистоты. Далекий от политики, мастер считал, что искусство может оказывать благотворное нравственное влияние на общество: «Если бы мне было позволено, я бы все стены тюрем покрыл бы живописью. Несчастным, томящимся в этих мрачных местах, я показал бы мои деревья и луга».