Поль Гоген (1848 — 1903)
Судьба Гогена необычна: один из крупнейших мастеров XIX века, оказавший решающее влияние на искусство XX столетия, до двадцати пяти лет и не помышлял о том, что станет художником. В жилах Гогена смешалась и бурлила кровь разных наций и рас, наложив отпечаток на его жизнь, на отмеченный необузданностью нрав, проявившись во внешнем облике, в лице с резкими, словно вырубленными топором чертами.
Детство прошло в Перу, в семье матери, происходившей из знатного перуанского рода; бабушка — Флора Тристан — была писательницей. С 1855 года семья живет во Франции, Поль учится в католической школе, откуда мечтает сбежать, чтобы стать моряком. В семнадцать лет нанимается матросом на трехмачтовый корабль «Лузитания», совершающий рейсы между Гавром и Рио-де-Жанейро. В 1871 году Гоген получает место маклера на парижской бирже и вскоре уже имеет значительное состояние.
Он ведет жизнь преуспевающего буржуа, интересуется искусством, пробует писать и лепить сам. В 1874 году поступает в частную студию Коларосси, где рисует с натуры и с гипсов, занимается скульптурой. Знакомится с импрессионистами, покупает их картины. В 1876 году дебютирует в Салоне, а в 1879 году на Четвертой выставке импрессионистов экспонирует скульптуру.
Живопись захватила Гогена, овладела всеми его помыслами, и когда в 1883 году он лишается места на бирже, то воспринимает это как знак судьбы. Отныне он художник.
Материальные трудности вынуждают Гогена отправить семью (у него к этому времени пятеро детей) к родственникам жены в Копенгаген, а сам он начинает вести кочевую жизнь, пробавляясь случайными заработками, все силы отдавая живописи. После недолгого увлечения импрессионизмом он углубляется в поиски собственного пути: «Я пребываю в ужасном состоянии глубокой меланхолии, — писал Гоген, — и все же рад найти что-то новое, а не идти проторенным путем. Это новое я чувствую, но выразить еще не могу». Художника притягивал не столько мир изменчивой природы, сколько сфера чувств, неизведанная и таинственная область подсознания. В поисках «истоков духовности» Гоген забирается в самые глухие уголки Франции, где он надеялся найти человеческие души, сохранившиеся в первозданной чистоте, самобытные нравы, обычаи, верования. В 1886—1890-х годах он работает в Бретани, затем в Нормандии — в Понт-Авене, в Ле-Пульдю. При выходе из церкви прихожанки видят перед собой сцену из Библии — настолько потрясла проповедь священника их простые души (Видение после проповеди. Борьба Иакова с ангелом, 1888, Эдинбург, Национальная галерея Шотландии); бретонские крестьянки, собравшись возле распятия, скорбят, словно присутствуют при казни, которая происходит здесь, в данный момент (Желтый Христос, 1888, Буффало, Художественная галерея Облрайт-Нокс). На добрых лицах женщин сострадание и тихая печаль. Неумелое деревянное изваяние преображается в истязаемого Бога. Тело Христа такого же цвета, той же «сущности», что и расстилающиеся позади желтые осенние поля, холмы, перелески, а муки Господа воспринимаются как воплощение страданий, ниспосланных человеческому роду.
Мощный творческий темперамент, властный характер, убежденность в своей правоте, талант — все это выдвинуло Гогена в лидеры. Вокруг него группируются молодые художники, которых не удовлетворял импрессионизм — так называемая Понт-Авенская школа: Бернар, Серюзье, Лаваль и другие.
Художники, близкие Гогену, упрощают формы, заполняют плоскость холста крупными цветовыми пятнами, очерчивая их четким контуром. Линии и краски не только передают явления действительности, но и обладают самостоятельной эмоциональной выразительностью. «Есть благородные линии, есть фальшивые… Цвета открывают еще больше… Есть благородные тона и обычные, сочетания спокойные …и будоражащие, — писал Гоген. — Внутренний мир человека, свободный от всех покровов, может быть полностью выражен». Об эмоциональной содержательности линии и цвета знали еще древние — достаточно вспомнить древнеегипетских Плакальщиц. Не случайно Гоген внимательно изучал искусство Египта и примитивов.
Для Гогена характерна неустанная жажда перемены мест. То он внезапно решает ехать в Панаму, затем на Мартинику, откуда привозит ряд ярких по колориту работ (1887). Осенью следующего года он в Арле, на юге Франции. Работает вместе с Ван Гогом, который мечтает о создании братской общины художников. Ван Гог тяжело заболевает, и все кончается ссорой и разрывом. Из Арля Гоген привозит Арлезианку (1888, Нью-Йорк, Музей Метрополитен), Кафе в Арле (1888, Москва, Государственный музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина) и другие полотна.
Вечное скитальчество отражало подсознательную надежду мастера на то, что есть на земле такое место, которое могло бы дать мощный импульс его творчеству. Он постоянно чувствует неудовлетворенность. Дега говорил о Гогене: «Он словно дикий волк из леса без ошейника». Гогена мучает невозможность выразить то, чем он хотел поделиться с людьми: «Я чувствую в глубине моего существа нечто великое; но в каких потемках мне приходится передвигаться…» — писал он. Духовные поиски сближают художника с символистами, он посещает кафе «Вольтер» — излюбленное место их встреч. Здесь же в марте 1891 года устраивается под председательством Малларме прощальный банкет в честь Гогена, который уезжал на Таити.
Этот отъезд был похож на бегство — от суеты, лжи, ханжества. Художник надеялся найти на далеком острове воплощение своей мечты о Золотом веке, о жизни в гармонии с природой и людьми, о том, что там он сможет, наконец, обрести самого себя, выразить то, что переполняло его.
На Таити талант Гогена разворачивается в полную мощь. Мечты художника воплотились в прекрасных картинах, полных солнца, ярких пылающих красок. Не только тропическая природа, но и люди племени маори, населяющие остров, покорили мастера. Они называли свою землю Ноа-Ноа. Гоген находит в них первозданную чистоту, нравственное здоровье, естественность отношений, утраченные цивилизованными народами. Но, чтобы понять человека, проникнуть в мир его души, недостаточно быть сторонним наблюдателем — надо жить жизнью народа, который хочешь понять. Художник поселяется вдали от столицы Папеэте: «С одной стороны море, с другой — горы… Между горой и морем стоит моя хижина… Между мною и небом ничего, кроме высокой легкой кровли из листьев пандана, в которых гнездятся ящерицы».
От одиночества, которое начинало тяготить Гогена, он избавился неожиданным образом. Однажды во время прогулки его пригласили к столу. «Ты ищешь женщину? Хочешь мою дочь?» — спросила таитянка. Так в доме художника появилась Техура. «Этот ребенок тринадцати лет (что соответствует восемнадцати или даже двадцати в Европе) восхитил меня, потряс меня и почти привел в ужас. …Отныне наступила жизнь, полная счастья… Благодаря ей мне удалось проникнуть в таинства, недоступные прежде» (Гоген).
Однажды, вернувшись домой ночью, он застал Техуру дрожащей от ужаса. «Здесь Дух мертвых», — прошептала девушка. На картине «Дух мертвых не дремлет» (1892, Буффало, Художественная галерея Олбрайт-Нокс) в ногах Техуры застыл белоглазый идол, испускающий таинственные эманации света, порхающие во мраке.
Гоген пишет таитянок то на раскаленном песке, розоватые тона которого оттеняют их янтарно смуглые тела («А, ты ревнуешь?» (1892, Москва, Государственный музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина), то среди тропической зелени ("Таитянка с плодом манго", (1892, Балтимор, Музей искусств).
Чтобы адекватно передать новый мир образов и чувств, формы, связанные с классической античной традицией, которой следовало искусство Европы в течение шести веков, не годились. Художник усиливает эмоциональное и декоративное звучание колорита, пишет крупными пятнами цвета, обобщает, а подчас схематизирует объемы, упрощает линии, отходит от линейной перспективы. Возможно, мастер обращается к воспоминаниям своего перуанского детства, к музейным впечатлениям. Но еще важнее для формирования нового стиля Гогена было наблюдение за маори с их крепкими загорелыми телами, широкими прямыми плечами, четко вылепленными формами лиц со своеобразными «не европейскими» чертами. Таитян отличало особое, чуть угловатое изящество движений и жестов, присущее людям, привыкшим к физическому труду и не обременяющими себя одеждой.
После двухлетнего пребывания во Франции (1893—1895) Гоген вновь уезжает на Таити, а в 1901 году поселяется в Атуоне (Маркизские острова). Он много работает, но болезни, конфликты с местной администрацией подтачивают его силы, порой художник впадает в депрессию. Его мучают сомнения, и картины отражают тревогу духа ("О, Таити, больше никогда", 1897, Лондон, Институт Курто). Перед неудачной попыткой самоубийства создана большая монументальная композиция "Откуда мы? Кто мы? Куда идем?" (1897, Бостон, Музей изящных искусств) — цитата из Паскаля. Однако в таких полотнах, как "Сбор плодов" (1899, Москва, Государственный музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина), "И золото их тел" (1901, Париж, Музей Орсэ) художник вновь утверждает красоту и плодородие счастливого острова.
Тяжело больной, страдая и физически, и морально, глубоко одинокий художник умер в Атуоне восьмого мая 1903 года. Своими солнечными полотнами мастер нес людям радость, веру в жизнь, открывал пути в будущее. Представим на мгновение XIX век без Гогена — насколько пресным, будничным предстанет перед нами искусство этого столетия.